У них тут Брейгель. Целый зал Брейгеля. Сигнализация, не дающая уткнуться носом в картину, на мне сработала всего раза три, и я каждый раз достаточно быстро отскакивала, так что меня даже не отругали. Он прямо такой прекрасный... А Веласкес от меня прятался, но я его все равно нашла. Тоже целый зал, и в нем - портреты Габсбургов, все на одно лицо, бедняжки. Вообще хорошая такая коллекция.
И еще я на фб уже написала, увидела портрет, девочка с лисьим лицом и головой на блюде. И понимаете, если эту девочку, в этой ее плоской круглой шляпе, с золотистыми кудрями, длинным носом и раскосыми глазами, теоретически мог нарисовать кто-то еще, или это вообще сестра или другая родственница, или в принципе тогда так носили, то уж голову-то эту я ни с какой другой головой не перепутаю, это из кранаховской папочки голова. Подбегаю к картине радостно, и читаю, что это вовсе даже Йозеф Хейнц. Ладно, думаю. Бывает. Мало ли. Обозналась. Хожу дальше по музею, но в душе, конечно, все равно недоумеваю. Возвращаюсь. Девочка. Голова. Та самая голова же. Читаю описание. Оказывается, в этой своей Саломее Хейнц переосмыслил кранаховскую Юдифь.
Твердо намерена внедрить слово "переосмыслил" в этом значении в нашей лекционной компании.
После музея планировала ненадолго зайти в гостиницу, написать посты вот, и потом опять пойти гулять, но упала на кровать, и поняла, что что-то у меня нет сил еще куда-то идти. Завтра погуляю.
